Жангир-хан // Главы из романа // Кожантай Касенов

Жангир-хан // Главы из романа // Кожантай Касенов

Кожантай Касенов жизнь свою посвятил медицине. Он профессор-физиолог Актюбинского государственного университета им. К.Жубанова, доктор медицинских наук. Но есть у него не менее страстное увлечение - история. Много лет собирал он материалы о создании Бокеевской Орды в междуречье Урала и Волги: исторические, литературные, этнографические, мемуарные. Получился солидный труд, где много любопытных наблюдений и обобщений. И особенно выделяется личность последнего хана этой орды, первого генерала российской армии - казаха, почетного члена Исторического общества при Казанском университете Жангира Бокеева. В следующем году ему будет 200 лет и столько же - Бокеевской орде, которую собирал его отец Бокей хан - потомок хана Абулхаира. Род его ведет начало от сына Чингисхана Джучи, который женился на казашке по имени Борте, а она родила Батыя.

Хан Батый покорял Русь, а Абулхаир привел свой народ под покровительство России и поклялся ей в верности. Клятву эту соблюдали и хан Бокей, и сын его Жангир-хан.

Жангир остался в памяти народной не только как родовитый хан Бокеевской орды, но и как мудрый правитель.
Писатель попытался воссоздать в романе мысли хана перед его смертью - Жангир был отравлен мышьяком. Умирающий как бы окидывает мысленным взором двадцать два года своего правления, исповедуясь в подвигах и прегрешениях, и видит он, что многое сделал, но еще больше - не успел. «Население ханства увеличилось при нем с 50 до 90 тысяч. Самым приятным для него было, наверное, то, что две трети жителей имели теперь зимние жилища... А начинал он ханствовать, когда во всей Внутренней орде было два дома... Жили круглый год в юртах... не было Ханской ставки... Чтобы встретиться с ханом, нужно было по всей степи искать кочующий его аул...

...За два десятилетия были построены не только дома, но выросли на голом месте два больших поселения - Ханская ставка и Жангала...
...Создано лесничество для защиты леса, выдано свыше полутора тысяч актов на землепользование. Все это привило людям вкус к хлебопашеству, к оседлости, к улучшению породности скота...» - такой отчет мог бы представить он Всевышнему. Хан ездил в Воронеж, отбирал лучших скакунов, и, собственно, при нем появились первые зачатки конезаводов. В Ханской ставке впервые стали собираться весенние и осенние ярмарки, оживились торговые связи степи с остальным миром. «А среди тех, кто обслуживает летнюю ставку на Торгыне, - размышлял хан, - нашлись и такие, которые запросто разговаривают с немцами соседнего хутора на их языке. А ведь еще совсем недавно прятали детей, увидев русского человека».

Первую прививку от оспы хан сделал своим детям, сыновьям Зулхарнаю и Ескендиру, и тем положил начало этому прогрессивному движению, спасшему многие жизни.

Он открыл школу в Ханской ставке, он способствовал образованию молодых казахов в кадетском корпусе, в медресе Астрахани, Оренбурга, Бухары, в Казанском университете и с собой в поездки старался брать способных людей, чтобы показать им мир, обучить, приобщить к европейской цивилизации. Бокеевской орде нужны были учителя, медики, ветеринары, лесоводы.
Хан самолично ездил в Дербент, в дагестанское село Кубачи перенимать у тамошних мастеров редкие ремесла. Это он привез в степь умельцев по чернению золота и серебра, золотошвеек, ювелиров, и с тех пор изделия казахских уста получили славу за пределами степи.
Жангир-хан дружил с известными людьми своего века, в том числе встречался и много беседовал с Владимиром Далем, собирателем русского словаря и другом Пушкина. Кроме того, как известно, В.Даль проявлял неподдельный интерес к культуре степи.

Почитал Жангир-хан и акынов, но именно в его правление взбунтовался легендарный поэт и воин Махамбет, в прошлом однокашник хана и воспитатель его сына, юного ханзады Зулхарная, названного так в честь Александра Македонского, но Зулхарнай рано ушел из жизни и не успел свершить великих подвигов. Хан с помощью казаков усмирил бунт Махамбета и Исатая Тайманова, но перед смертью мучился своим раздором с ними и тем, что они не захотели примириться с ним, не простили...

В 1827 году сенатор Энгель в письме к генерал-губернатору Эссену назвал хана «мудрым правителем», а Николай I, узнав о смерти Жангира, просил генерал-губернатора В.А.Обручева передать слова соболезнования семье покойного, но впоследствии на ходатайство Оренбургского генерал-губернатора о назначении преемника хана, Адыля Бокеева, император написал: «В одном государстве не может быть другого». Так было ликвидировано последнее ханство на казахских землях, подконтрольных России», - пишет К.Касенов.
К сожалению, объем журнала не позволяет напечатать роман Кожантая Касенова полностью, и мы можем предложить только несколько небольших фрагментов, надеясь все же, что судьба романа будет успешной и однажды увидит свет.

Охота на куланов

Осенью 1822 г. Шигай, бывший при молодом хане опекуном, обратился с письмом к оренбургскому военному губернатору П.К.Эссену с предложением ходатайствовать перед царем о назначении ханом Бокеевской орды Жангира. Грамоту о признании его ханом император Александр I подписал 22 июня 1823 года.

Получив сообщение о грамоте императора, Жангир выехал в Оренбург для переговоров с генерал-губернатором П.К.Эссеном. Оказалось, что официальное вступление в должность хана может состояться только через год. Договорились торжества провести, как и при его отце Бокее, в Уральске. Этот год Жангир решил использовать для ознакомительных поездок по ханству и охоты. В штабе Астраханского казачьего войска он научился хорошо стрелять из всех видов стрелкового оружия. Прослышав, что в глубине песков Нарына видели диких ослов-куланов, стал готовиться к охоте на них. Пригласил бывших астраханских товарищей Караул-Хожу Бабажанова, Шолтыра Бекмухамбетова, Махамбета Утемисова. Возглавить группу напросился опытный охотник, знаток Нарына Дарий-Хожа, брат Караул-Хожи. Он был на десять лет старше Жангира, окончил медресе в Астрахани. Куланов несколько раз видели в местности Айбас, поэтому базовый лагерь решили организовать в Уштагане. Там обитал небольшой кибиточный аул, имелись подменные лошади. Табунам и отарам здесь было вольготно, богатые выпасы, пресная вода. В ненастную погоду скот мог укрыться в больтеках-низинах между высокими песчаными грядами. Уштаган находился почти в 150 верстах от аула Жангира, поэтому там нужно было пересаживаться на свежих коней. С рассветом выехали в сторону Айбаса, что в верстах шестидесяти от Уштагана. Здесь для охотников подготовили новых коней, они были напоены на рассвете, чтобы избежать излишнего потения. Выехали в северо-восточном направлении, верст через двадцать встретили группу из пяти куланов. Впереди вожак с навостренными ушами, за ним, по-видимому, были двух-трехгодовалые животные и чуть сбоку матка с куланенком. Началась погоня, Дарий-Хожа, видя нетерпение взрывного Махамбета, шепнул на ухо, что право выстрела принадлежит хану. Тот кивнул, но разгоряченный охотой, то и дело выскакивал вперед, опомнившись, слегка подтягивал узду и с улыбкой озирался на Дарий-Хожу. На скаку коротко договорились брать только одного кулана. Все куланы песчано-желтого цвета, с темной полосой вдоль хребта, подбрюшье и ноги у молодняка белые и светло-желтые у вожака и матки. Кисть хвоста черная, грива короткая и стоячая. Красавцы! Вскоре стало ясно, что не будь куланенка, на этих лошадях, хотя они и были отобраны из целого табуна, не догнать диких ослов. Только после пяти-шести верст погони куланы стали замедлять бег из-за матки с сосунком. Видя приближение всадников, вожак с агрессивным видом ринулся в их сторону, и Жангир метко выстрелил. К упавшему животному подбежал Дарий-Хожа и глубоко вонзил лезвие ножа ему в шею. Брызнула кровь, вначале алая, затем струя почернела. Стадо отпрянуло и скрылось за песчаным холмом.

- Жаль, что подвернулся вожак, помрачнел Жангир, - он бы был защитником от волчьей стаи. - В последующие годы уже никто не видел куланов в песках Нарына.

Охотники окружили Дарий-Хожу, ловко орудовавшего ножом. Дав истечь крови, он не стал перерезать горло, как при забое скота, а сделав несколько быстрых надрезов, вытащил внутренности.

Добравшись до Айбаса, охотники решили остаться тут на ночлег, развернули походные палатки. Сопровождающие джигиты зарезали двух полугодовалых ягнят, стали варить мясо. Пока пили чай и вели беседу, оно сварилось. Джигиты позаботились о еде перед завтрашней поездкой в Уштаган. Зарезали овцу и, мелко расчленив тушу, стали набивать кусками мяса желудок. Использовали почти все, мелко нарезали и курдючный жир, посолили. Вставили в выходное отверстие желудка просверленную с двух концов трубчатую кость, через которую мог выделяться избыток пара. Нитками обшили вокруг трубки и отверстие на противоположном конце желудка. Закопали в песок и сверху разожгли костер.

- К утру будет отличное мясо, - произнес колдовавший джигит.
- Мясо кулана, наверное, никто не станет есть, - сказал Дарий-Хожа, - но все же лучше завтра в Уштагане займемся тушей. Говорят же, сила осла хороша, а мясо поганое.
- Французы едят ослиное мясо, следовательно, оно не поганое, просто оно очень темное и неприятное на вид, - возразил Жангир.
- Цвет мяса многое значит, недаром ценится светлое мясо молодняка - ягненка, жеребенка, - вставил Дарий-Хожа.
- Дарий-ака, Вы не могли бы разъяснить, почему вытащили внутренности убитого кулана? - обратился Жангир.
- Это идет от захоронений фараонов в Мысыре*. Через естественные отверстия поэтапно вытягивали
*Мысыр - Египет.
те внутренние органы, в которые входит наружный воздух. Ритуальные сооружения - пирамиды устраивали так, чтобы через них хорошо проходил горячий сухой воздух пустыни и быстро высушивал тело. Поэтому оно, не разлагалось, сохранялось на протяжении тысячелетий.
- А почему разложение трупа связано с теми органами, в которые способен входить наружный воздух?
- По-видимому, с воздухом проникают какие-то нечистоты, которые потом остаются в них.
- Откуда Вы, Дарий-ака, это заимствовали?
- Навыки переходят у нас от поколения к поколению, мы относимся к племени хожа, наши предки выходцы из Арабистана. Как Вы знаете, таксыр, после смерти пророка Мухаммеда в 632 г. поочередно правили Халифатом четверо его ближайших сподвижников. Абу Бакра казахи переиначили в Аубакира, Османа - в Оспана, халифами также были Омар и Али. Последний доводился и двоюродным братом и зятем пророку, он был женат на его единственной дочери Фатиме, которую мы, казахи, переиначили в Батиму. С конца VII века потомки упомянутых халифов для внедрения идей ислама переселяются в дальние края. Вот они и получили наименование «хожа». У Али и Фатимы было двое сыновей - Хасан и Хуссен (Хусаин). Потомки последнего именуются «саид хожалар», они шииты.

В Туране хожа стали поселяться в VIII-IX веках. Знаменитый ученый, впоследствии прозванный вторым Аристотелем, Абу Наср аль-Фараби относился к хожа, родился на юге казахских земель в древнем городе Отраре (Фарабе), которого давно уже нет. Он писал только по-арабски, труды его сохранились в библиотеках Дамаска и Багдада, где он жил, а прожил он 80 лет. Позже хожа смешались с тюркоязычными жителями Турана, после XV века стали формироваться казахский, узбекский и другие народы, а хожа стали их частью. Дочерей неохотно выдавали за казаха или узбека, женились чаще на дочерях «белой кости - «ак суйек». Так что в какой-то степени сохранили облик людей иного происхождения - сам Дарий-Хожа и его брат Караул-Хожа, действительно, отличались от казахов. Оба были красивы, смуглы. Особенно смуглым был младший из братьев, он не брил голову, как принято у мусульман. Голову покрывала копна черных волнистых волос, к тому же, вернувшись после учебы в Астраханском медресе при Соборной мечети, где учился и хан, он продолжал одеваться щегольски. Одевался больше по-европейски, часто наезжал в Астрахань, свободно говорил по-русски.

- Хожа, живущие в казахских землях, относятся к двум ветвям, - продолжал Дарий-Хожа. - Одни происходят от Шамши Ахмеда. Основоположники суфизма в казахских землях Арыстанбаб и Хожа-Ахмет Яссави происходят от Шайхи Бузрыка. В «Семи уложениях» Тауке хана хожа вошли в одну группу с торе. За них при убийстве нужно было платить в семь раз больше, чем за «черную кость». Нашим предком является святой Хожа-Ахмет Яссави, мы с Караул-Хожой его потомки в 21-м поколении. Хожа-Ахмет умер в 1166 году, а родился в восьми верстах от Сайрама. Отец его шейх Ибрагим умер, когда Хожа-Ахмету было семь лет, старшая сестра увезла его к себе в Яссы, ныне этот шахар называется Туркестаном. Он в течение трех веков был центром Казахского ханства. Вот поэтому и добавление к его имени - Яссави. В возрасте 11 лет Хожа-Ахмет встретил своего родственника - мудрого Арыстанбаба. Он и стал его духовным наставником, воспитавшим в духе суфизма, отречения от земного праздного образа жизни, обогащения, лености. Об Арыстанбабе сохранилось много легенд, по одной из них, он якобы прожил триста лет. Сооружение над его могилой несколько раз перестраивалось. Но одна из легенд, кажется, соответствует действительности - это сказочный рост, длина могилы приближается к двум саженям. Во времена Арыстанбаба и Хожа-Ахмета Яссави, а это одиннадцатый-двенадцатый век, родным языком хожа был уже тюркский. Именно на древнетюркском языке написаны все поэтические наставления знаменитого суфиста Хожа-Ахмета Яссави. По преданию, дожив до возраста пророка Мухаммеда, то есть до 62 лет, он решил полностью отречься от всего земного и далее жил в подземелье, причем там прожил столько же, сколько и на земле. Умер глубоким старцем. У тюрков он считается вторым святым после пророка Мухаммеда, что нашло отражение в поговорке «В Медине - Мухаммед, в Туркестане - Хожа-Ахмет». Почти через два века после его смерти эмир Темирлан стал возводить мавзолей над его прахом. Он получился красивым и величественным, но немного недостроен, у входа до сих пор сохранились строительные леса - неспиленные дубовые бревна в каменной кладке. Я был в нем, впечатляет все - огромный тай-казан, в который опускаются денежные пожертвования, гробница из мраморных плит, библиотека, колодец в одном из помещений мавзолея. Небольшая высота купола достигает почти двадцати саженей. Позже напротив мавзолея Хожа-Ахмета был построен мавзолей правнучки эмира Темирлана Рабия-бегим. А между ними похоронен Есим хан. Уже в XVIII веке были похоронены Казыбек би, Абылай хан...

Ночь была очень душной, уснули под утро. В обратный путь тронулись уже когда солнце было высоко над горизонтом. В Уштаган приехали к вечеру. Немного отдохнув с дороги, Дарий-Хожа принялся осторожно снимать шкуру с кулана, особенно тщательно и осторожно с головы. Сделал все, чтобы в последующем было меньше швов на чучеле. Хан сказал, что хотел бы подарить его одному из зоологических музеев, но еще не решил, какому. Дарий-Хожа вызвался все заботы по обработке и хранению шкуры взять на себя. Мясо оказалось очень темным, охотники отдали его местным джигитам. Они его варили полдня, но мясо все равно было жестким и невкусным.

На белой кошме

В середине июня Жангир и Шигай в сопровождении знатных людей, живших на побережье Каспия, выехали на восток - к низовьям Жаика. Добравшись до форпоста Сарайшик, пересели в предоставленные кареты и вдоль Жаика поехали в Уральск. Заранее оповещенные представители Уральского казачьего войска обеспечивали проезд хана и его окружения от одной почтовой станции до другой. Миновали Баксай, Зеленовскую, Кулагино, Горскую, Калмыково, Сахарную. Проехав три дня вдоль Жаика, оказались у цели - в Уральске - за несколько дней до торжеств. Расположились на окраине города, на левом берегу Шагана, у рощи. Место выбрал Шигай, сказав, что в июле 1812 г. при провозглашении ханом Бокея они располагались здесь. В течение двух-трех дней забелели семьдесят белоснежных юрт. «Северяне», жившие у Камыс-Самарских озер, приехали отдельной группой, возглавлял ее султан Шоке Нуралиев.
Начало церемонии было возвещено в 7 часов утра 26 июня 1824 г. тремя пушечными выстрелами в гарнизонной крепости. Через час к хану приехал штаб-офицер в сопровождении двух обер-офицеров и конвоя казаков с сообщением о готовности торжества и с просьбой двигаться к месту церемониала. Были присланы карета и две колесницы. В карету сели Жангир и Шигай с прибывшим штаб-офицером. В колесницы сели приближенные хана. Впереди кареты ехали верхом два обер-офицера с четырьмя урядниками, далее эскорт из 50 казаков с саблями. За двумя колесницами следовала толпа конных казахов. В условленное время из своей временной резиденции выехал генерал-губернатор П.К.Эссен. К месту церемониала в центре города две кареты прибыли одновременно. Стоявшие в ружье войска отдали честь, забили в барабаны и заиграла музыка. В строю были 200 яицких казаков, пехотный полк и артиллерийская рота. Генерал-губернатор, взойдя вместе с ханом на приготовленное возвышение, покрытое персидским ковром, объявил Высочайшую волю Государя и велел читать императорскую грамоту с переводом на казахский язык. По ее прочтении Жангир, стоя на коленях на ковре, торжественно произнес, положив руку на Коран, клятву в верности России, повторяя ее вслед за муфтием Мухамеджаном Хусаиновым, читавшим ее по утвержденной форме. В заключение приложил Коран ко лбу, поцеловал, поднял над головой. Расписался на присяжном листе с приложением личной печати.

После этого произвели салют из 21 артиллерийского орудия, размещенного вокруг площади. Вслед послышались 11 выстрелов из 6 орудий в гарнизонной крепости. Опять забили в барабаны и заиграла музыка. На хана от имени императора Александра I надели соболью, покрытую парчой, шубу, шапку, поднесли золотую именную саблю. Шубу надевал полковник Генс Григорий Федорович, шапку - генерал Эссен Петр Кириллович, саблю пристегивал подполковник, которого хан не знал. Губернатор вручил Грамоту царя, и хан, приложив ее к губам, поднял над головой и показал толпе. Шигай, стоявший впереди толпы, пригласил жестом нового хана, чтобы он уселся на разостланную тонкую белоснежную кошму. И толпа из гостей, специально приехавших на торжество, по древнему казахскому обычаю, подняв кошму над головой, трижды приподнимала и опускала ее. Как только Жангир сошел с кошмы, она была разорвана на мелкие лоскутки. Брали их на память и как доказательство участия в столь знаменательном церемониале. Кусок кошмы взял и муфтий Мухамеджан Хусаинов. После поздравлений хана все разъехались.

На берег Шагана прибыл человек от хана Младшего Жуза Шергазы Айшуакова и передал поздравления от него. Он сообщил, что происходит ликвидация ханской власти в Жузе, а Шергазы переводится в Оренбург в звании первоприсутствующего в Пограничной комиссии с жалованием 150 рублей в месяц. Это означало, что он является главным советником председателя. Помимо председателя и главного советника, или первоприсутствующего, в состав Пограничной комиссии входили еще три советника, четыре заседателя из казахов. Комиссия находилась в подчинении Азиатского комитета Министерства иностранных дел, но все вопросы согласовывала с Оренбургским генерал-губернатором. Он уже назначил султанов-правителей трех частей Младшего Жуза. И похоже, что эти назначения он не согласовывал с теперь уже бывшим ханом Шергазы. Ибо султаном-правителем западной части Жуза был назначен кровный враг Айшуаковых Каратай, убивший в 1809 г. хана Жанторе - родного брата Шергазы. Правителем средней части назначен Темир-султан, сын Ералы Нуралиева, восточной части - Жума Худаймендиев. Султаны-правители фактически являлись чиновниками Пограничной комиссии. Ставки их должны были находиться в приграничных крепостях. Для личной охраны и поддержания порядка на подконтрольной территории им придавалась военная команда в 100 - 200 человек. Жангир знал, что еще два года назад генерал-губернатор П.К.Эссен разработал проект «Устава об оренбургских киргизах», вот только теперь его, оказывается, утвердил Азиатский комитет МИДа.

В четыре часа пополудни прибыли те же экипажи, что и утром, с приглашением от губернатора к торжественному обеду. Утром ехали по Ханской улице, теперь же в центр города направлялись по параллельной, Атаманской улице. При входе во дворец, принадлежащий Уральскому казачьему войску, заиграла музыка. За обедом неоднократно звучали здравицы в честь императора Александра I, с именем которого связывалась победа над армией Наполеона. Вслед за ними раздавалась пушечная пальба. После обеда был бал, на котором познакомились новый хан и дочь муфтия Фатима. Муфтию было 68 лет, хотя это и не глубокая старость, но он чувствовал себя больным. Все чаще думал о судьбе шестнадцатилетней дочери. Он постарался дать ей и мусульманское, и светское воспитание. Она свободно говорила на пяти языках, в том числе на французском и немецком. Любила по нотам играть на фортепиано. Отец и сам не заметил, с какой легкостью согласился с ее просьбой взять с собой на торжества в Уральске. Видя, что практически весь вечер молодой хан не отходит от его дочери, Мухамеджан Хусаинов понял, что теперь нужно ждать визита старого Шигая.

Муфтий давно знал Шигая, хотя больше общался с его покойным братом Бокеем, отцом молодого хана. У братьев было сходство характеров, оба умны, рассудительны, ничего не делали сгоряча, не продумав как следует. В общем, располагали к себе. Предчувствия не обманули Хусаинова. На другой день все участники обеда во дворце были приглашены на угощение в рощу, которая уже была прозвана Ханской. Весь вечер Шигай обхаживал муфтия и к концу его высказал то, чего то ли ожидал, то ли страшился Мухамеджан. Муфтий спросил, где теперь находится зимовье хана. Узнав, что на побережье Кигаша, полюбопытствовал - всегда ли в одном месте. Шигай понял вопрос и ответил, что не совсем, бывают отклонения в одну-две версты. Так два умных человека вели разговор о наличии домостроения у молодого хана. Мухамеджан задумался: был один очевидный плюс и два минуса при решении судьбы дочери. Плюс - это то, что дочь могла стать женой двадцатитрехлетнего хана и можно было не беспокоиться о ее материальном благополучии в будущем. Минусы - быть третьей женой, к тому же урожденной горожанке жить в кибиточном ауле на продуваемом всеми ветрами северном Прикаспии.
- Шигай-курдас, - произнес Мухамеджан, - у тебя восемь сыновей и не было дочери, не знаю, поймешь ли ты мои чувства в данный момент. Если настаиваешь на ответе, то через месяц приезжай за ним в Оренбург, мне нужно время для раздумий.

На третий день все разъехались после прощального обеда от имени губернатора с раздачей подарков султанам, родоправителям и биям.
У Жангира родился второй сын. При наречении его опять всплыл образ Александра Македонского. На Востоке имя полководца переиначено в Искандер, или Ескендир у казахов. При жизни завоевателя были отчеканены монеты с его изображением. В короне были два рога, поэтому на Востоке и прозвали Двурогим - Искандер Зулхарнайн. Первенец хана получил имя Зулхарнай, новорожденный был назван Ескендиром.
В августе Шигай прибыл со своей деликатной миссией в Оренбург и сделал хитрый ход - роль свата поручил своему двоюродному брату, недавнему хану Младшего Жуза Шергазы Айшуакову. Этот говорливый человек, проживший несколько лет в Петербурге, за словом в карман не лез. Миссию свою выполнил успешно, свадьбу назначили на начало октября. В Оренбург выехали в середине сентября, Шигаю и Жангиру нужно было заехать к Шоке Нуралиеву. Он построил деревянный дом в низовьях Большого Узеня и настойчиво приглашал в гости. Это был второй деревянный дом в Бокеевской орде, первый выстроил себе Шигай в Прикаспии у кордона Коневской. Место было выбрано неудачно, на территории дачи княгини Безбородко. И недавно ее управляющий Андрей Молявка подал в суд иск на тысячу рублей ассигнациями за четырехлетний выпас скота с требованием переноса дома. Весной хан получил предписание от генерал-губернатора П.К.Эссена о том, что нужно немедленно вынуть окна и двери этого злополучного строения, а в последующем разобрать и перенести в другое место. Перевезли на северо-запад, ближе к холму Малое Богдо.

Дом Шоке Нуралиева оказался просторным, пятикомнатным. Бревна возили за сто верст из Новоузенска Саратовской губернии. Но и здесь возникли осложнения, здание было построено на спорной территории, на которую претендовало Уральское войсковое казачество. Но пока Шоке был доволен и новосельем, и приездом дорогих гостей. Он не планировал ехать в Оренбург, но на радостях присоединился к свадебному кортежу. Свадьба получилась печально-радостной, Мухамеджан был тяжело болен, понимал, что последние дни видит любимую дочь, но старался скрывать свои переживания. В самом начале 1825 года он решил посетить родную деревню Султанай в Башкирии, могилы родителей. Но на обратном пути муфтий умер в Уфе. Фатима и Жангир с трудом, из-за снежных заносов, доехали до Султаная. Едва успели на семидневные поминки. Перед отъездом хана к нему обратились с просьбой взять с собой оставшиеся не у дел бородатый кучер муфтия и повар-каракалпак из Хорезма Алнияз Худайкулов. Этот веселый человек - певец и музыкант - ранее служил в Оренбургском караван-сарае, и только в последнее время оказался в доме муфтия. С ними вернулся хан в свой кибиточный аул, оставив Фатиму на сорокадневные поминки.

В конце лета хан получил два приглашения на открытия учебных заведений. В середине сентября в Оренбурге открывалось военное училище Уральского казачьего войска. Оно было вторым в азиатской части России, первое открыто в 1813 году в Омске. В 1833 году Оренбургское военное училище окончили первыми из «бокеевцев» Кушакгали Шигаев и старший сын Караул-Хожи Бабажанова Копболсын. Многими годами позже это училище, преобразованное в 1844 г. в Неплюевский кадетский корпус, названный именем первого губернатора Оренбуржья, окончат их младшие братья Мирхайдар Шигаев и Мухамед-Салих Бабажанов. После возвращения домой хан стал расспрашивать о юношах, которые были подготовлены к обучению в этом военном училище. Оказалось, что таковых трое, и он уговорил их летом 1826 г. поехать на обучение в Оренбург.

В Оренбург в сентябре 1825 г. он взял с собой старшего сына Зулхарная, который должен был остаться на обучение. В качестве воспитателя хан пригласил своего давнего знакомого Махамбета Утемисова, который уже прослыл в родных краях акыном. Хана сопровождали среди других и грамотный молодой человек - Сырлыбай Жаныбеков. По настойчивой просьбе хана он тоже остался в Оренбурге, обучаться оспопрививанию в фельдшерской школе при военном госпитале. Через год он вернулся в Бокеевскую орду и начал делать прививки против страшной болезни - натуральной оспы. Поначалу население с предубеждением отнеслось к этой процедуре. Хан последовал известному примеру английской королевы, которая после обнародования в 1796 г. результатов опыта доктора Эдварда Дженнера, первой решилась на прививку против оспы своим детям. Дженнер, зная, что молочницы, заражаясь коровьей оспой, не заболевают натуральной оспой во время эпидемий, провел рискованный эксперимент на восьмилетнем мальчике. Коровья оспа не опасна для человека, но у молочниц, периодически заражавшихся от больных коров, на руках появлялись мелкие пузыри. Жидкое содержание таких пузырей и привил Дженнер мальчику. Через две недели попытался заразить его натуральной оспой, к счастью, предположения доктора оказались верными и пациент, переболев в очень легкой форме, выжил. По воле отца первыми казахскими детьми, получившими прививку против оспы, оказались ханские дети - Зулхарнай и Ескендир. Правда, оба они не дожили до совершеннолетия, умерли от других болезней.

После поданного ханом примера население отважилось на прививки, и Сырлыбай не стал справляться с резко возросшей работой. С 1834 г. ему стал помогать оспопрививатель из астраханских татар Абдималик Юсупов. В 40-х годах краткосрочные курсы обучения по оспопрививанию стали проходить учащиеся открытой к тому времени Жангировской общеобразовательной школы. При необходимости, при предупреждениях властей об опасности появления эпидемии оспы обученные разъезжались по дальним аулам и делали прививки.

В Оренбурге хан зашел к генерал-губернатору Петру Кирилловичу Эссену, работавшему в этой должности с 1817 г. Это был опытный администратор, человек прогрессивных убеждений, высокообразованный. Несмотря на то, что он почти на тридцать лет старше хана, с ним легко было общаться. Тон разговора, его легкие жесты позволили Жангиру вести с ним откровенный разговор по многим вопросам устройства Бокеевской орды. Генерал оказался сторонником широкого приобщения казахов к земледелию - к хлебопашеству и сенокошению.
- Я приехал в Оренбург вскоре после джута зимы 1815 - 1816 годов, - сказал Эссен. - Пока не будет сенокошения, такие массовые падежи скота не избежать и в будущем. - Жангир договорился с губернатором о том, что ежегодно во вновь открытое военное училище будут зачисляться несколько подростков из Бокеевской орды.

После него хан зашел к недавно назначенному председателю Пограничной комиссии Григорию Федоровичу Генсу. Это был человек высокого роста, с орлиным носом, в очках в золотой оправе, с вьющимися волосами каштанового цвета. По образованию военный, но интересы его были разносторонними, он уже был известен как этнограф, ориенталист, историк. Прекрасно говорил по-казахски. В Оренбурге служил с 1807 г., сразу после окончания в Петербурге военно-инженерного корпуса. В деталях знал историю Младшего и Среднего жузов.

Закончив дела в Оренбурге, хан выехал по второму приглашению в Казань. Там в 1804 г. открылся университет, с 1821 г. он издавал сборники научных трудов, но не имел хорошего здания, размещался в приспособленных военных казармах и других помещениях. И вот только теперь Императорский университет переезжал в специально построенное здание. Открытие было намечено на начало октября, хан был уже известен ученому совету университета своими первыми публикациями в «Ученых записках» по казахскому фольклору. Поэтому и получил приглашение на открытие главного корпуса. Предстояло ехать через Уфу. Махамбет и Зулхарнай провожали до Сакмарской крепости. Хан улыбнулся обоим и здесь расстались.

В Казань Жангир приехал не с пустыми руками - в дар Зоологическому музею привез шкуру кулана, хранимую Дарий-Хожой. Поэтому сразу по приезде занялся поиском квалифицированного таксодермиста, который мог бы изготовить чучело кулана. Такой специалист нашелся, он, собственно, работал в этом музее, поэтому не было необходимости перевозить потом готовый экспонат. Таксодермист придирчиво рассматривал шкуру и качал головой. На вопрос Жангира: «Что-то не так сделано?» - ответил: «Нет, я удивляюсь тому, как мастерски снята шкура с животного, с таким материалом работать одно удовольствие». Узнав, что шкуру, уже несколько лет хранил тот же человек, который и снимал ее, попросил передать ему восхищение его мастерством. В дар университету хан также преподнес фольклорный материал по творчеству Асана Кайгы, популярному у татар почти в такой же степени, как и у казахов, и Казтугана-жирау. Все эти подарки им были сделаны на торжественном заседании Ученого совета. После краткого слова Жангира ректор усадил его за стол президиума и, сердечно поблагодарив, выразил надежду, что специалисты университета с исследовательской целью будут наезжать в Бокеевскую орду, хан будет продолжать быть активным автором университетских изданий. На следующий день Жангир был приглашен на торжественное заседание научного исторического общества университета и избран его почетным членом.

Наутро Жангир выехал в обратный путь, через Симбирск и Саратов. В последнем сделал продолжительную остановку, здесь он был впервые. Собственно, это был полугород-полудеревня, возникшая на месте булгарского поселения Сарытау. На склоне одного из окраинных холмов жители брали желтую глину для обмазки стен домов, заборов. По названию этих холмов поселение стало называться Сарытау. Ко времени завоевательных походов Ивана IV Грозного Казань и Астрахань были центральными городами двух ханств, а Сарытау небольшой татарской деревней. Ко времени приезда Жангира это уже был губернский город Саратов, центр одноименной губернии. Несмотря на захолустный вид, город, расположенный в котловине на правом берегу Волги, произвел на Жангира благоприятное впечатление. Естественно, он сравнивал его с практически родным городом - Астраханью. Сравнение было не в пользу последнего, хотя там имелись интересные в архитектурном отношении Кремль с оригинальной стеной, мечети, церкви. Саратов показался Жангиру городом иной культуры. После грубоватой Астрахани здесь бросалась в глаза обходительность населения. Екатерина II через десять-пятнадцать лет правления страной стала по примеру Петра I приглашать нужных иностранных специалистов, позднее возникли массовые переселения бюргеров северных земель Германии в Россию. Основная их масса поселилась в Саратовской губернии, точнее, будущей губернии, вокруг города, в южных и восточных уездах. Нет, Саратов не стал немецким, но своеобразие города Жангир отметил про себя. Перебравшись на пароме, побывал на левобережье, там громоздились многочисленные скотобойни, предприятия по переработке кож, шерсти, пуха, в том числе и верблюжьего. Были цеха по переработке бараньей кишки, готовили оболочки для колбас, кетгут, как шовный материал и как струны некоторых музыкальных инструментов. Одним словом, Покровск, именно так назывался рабочий поселок на левобережье Волги, считался мясным цехом Среднего Поволжья и Саратова. Весной и осенью здесь проводились ярмарки, на которые пригоняли скот и жители северной части Бокеевской орды.

Жангир выехал в родные края наутро. Возле южного пригорода - Увека перебрался по мосту на левобережье и ехал сплошь через поселения немецких колонистов. После Блюменталя взяли левее, пересекли замерзшую речку Еруслан, проехали хутора на месте некогда базовых лагерей научных экспедиций И.И.Лепехина, С.Гмелина и П.Палласа. Хутора так и назывались: Лепехинский, Гмелинский и Палласовский.
На левобережье речки Торгын жили братья хана Кази, Батыр и недавно переехавший в эти края Тауке. Но точное местонахождение их зимовий не было известно ни хану, ни его спутникам. Поэтому, достигнув этой речки в районе хутора Палласовского, послали вдоль берега на восток гонца. Сами отправились в каретах в том же направлении. Гонец вернулся довольно быстро, за время, достаточное для двух доек кобылицы. Встретил их и присоединил к ним Тауке верстах в девяти восточнее Савинского хутора, на красивом участке берега Торгына. Хану местность понравилась, постарался запомнить ее. Узнав от Тауке о том, что слег Шигай и вчера от него приезжал гонец, Жангир отказался от своих намерений погостить у старших братьев. Батыр и Кази жили еще восточнее зимовья Тауке: в Борсы и Жаксыбае.